Заразившийся коронавирусом анестезиолог-реаниматолог: «Средства защиты собирали втайне от главврача»

Покровская больница стала главным антигероем петербургского коронавируса. События в больнице шли по нарастающей (публичное обращение медперсонала, заявившего об отсутствии средств защиты, затем коллективное заявление медиков в прокуратуру и к губернатору), пока не рухнули в окончательное пике — на прошлой неделе произошло массовое заражение медперсонала и пациентов стационара. По данным Роспотребназора за 17 апреля, коронавирус был официально подтвержден у 67 человек.

Анестезиолог-реаниматолог Сергей Саяпин, получив результаты своего КТ с характерной картиной для «коронавирусной пневмонии», был госпитализирован в инфекционную больницу им. Боткина. Перед отъездом он снял ролик, в котором обвинил в своем заражении главврача Покровской больницы.

- Сергей Александрович, Вы помните, как все началось? Когда вы поняли, что коронавирус уже в больнице?

- Самого первого больного с COVID-19 согласовал начмед по кардиологии переводом из другого стационара. Приезжает пациент, а вслед за ним через полчаса прилетает положительный тест на коронавирус. Потом начали привозить пациентов с пневмониями. Естественно, сразу начали закрываться отделения, куда пришли пневмонии с ковидом. Уже тогда было нам понятно, что все эти пневмонии надо расценивать как коронавирусные. Мы отправляли служебные записки администрации стационара о том, что нам необходимы средства защиты, что надо срочно зонировать больницу на чистые и грязные зоны… Но все наши обращения остались без ответа. Такое ощущение, что администрация просто понадеялась на авось: авось прокатит, авось спасемся, закрывшись на карантин.

Когда мы узнали, что к нам, в реанимацию, поступит пациент с пневмонией, и скорее всего «на одышке», которого придется вентилировать, вместе с заведующим отделением сделали какое-то подобие зонирования, подобие шлюзования боксов в самой реанимации.

- Как это выглядело?

- Выделили одну из палат, ближайших к выходу, под бокс, в котором мы переодевались, перекрыли проход по реанимации. Войти в нее можно было только через этот бокс. Но красная зона, желтая зона - все это было чисто теоретически. Ведь пациентов доставляли к нам через общий приемный покой, общий лифт, общий коридор. Просто в условиях тотального бардака мы попытались хоть как-то защитить персонал.

-Где вы брали средства защиты? Маски, костюмы, перчатки?

- Помогали спонсоры. Но их попытки доставить средства защиты в больницу по официальным каналам — через главного врача, договоры дарения натыкались на такую реакцию: «нам ничего не надо, у нас все есть». В результате СИЗы нам привозили фактически контрабандой, чтоб не увидела администрация. Получился такой подпольный склад. Я купил себе малярный комбинезон, в котором красят автомобили, в инструментальном интернет-магазине за три тысячи рублей. При интубации трахеи - инвазивной вентиляции легких пациентов с подозрением на коронавирус врач, как рекомендует Федерация анестезиологов-реаниматологов, должен максимально закрыть свое лицо. Для этих целей мы приспособили водолазные маски для серфинга.

- Они реально защищают от проникновения инфекции? 

- Как теперь выяснилось, клапан выдоха в условиях воздушного пространства (не воды) может подтравливать. Поэтому сейчас врачи их дорабатывают.

-А специальные респираторы?

- Их не было. Нам дали один респиратор  FFP-класса на весь персонал блока интенсивной терапии на 12 коек. А так были простые маски лицевые — одна на смену, на двух человек, примерно. С наличием перчаток всегда была проблема, а с приходом эпидемии вообще стало невыносимо. 

- Сколько у вас длилась смена в реанимации?

- 24 часа. Спал в красной зоне в своем малярном костюме — ну куда я от реанимации уйду? Я должен слышать мониторы, поэтому сложно назвать это сном, проваливаешься на час. В первый день, 11 апреля, поступил один пациент с четкой картиной COVID-19- «матовое стекло» на КТ, одышка, быстрое сваливание в декомпенсацию дыхательной недостаточности, в том числе на ИВЛ. На следующий день уже пошел поток. Моложе 50 лет не было никого. Весь блок на 12 коек был забит до отказа. Человек восемь были подключены сразу к аппаратам. По идее после суток дежурства в реанимации, я должен был пойти на сутки домой. Но домой я уже не ходил. Там моя семья, и не мог подвергать их риску. Фактически последнюю неделю я жил и работал в стационаре — тем более, вскоре был объявлен карантин. В воскресенье пришел первый официальный положительный тест, и в отделении прекратили прием больных. Все это время мы лечили якобы обычную внебольничную пневмонию, которую комздрав называл неинфекционным  заболеванием.

- Аппаратов ИВЛ хватало?

- Вот с  аппаратами ИВЛ нам очень повезло. В декабре 2019 года была поставка по линии комздрава, в больницу привезли 6 новых аппаратов. Удивительное совпадение, везение, можно называть как угодно. Потому что со старыми аппаратами ситуация была бы намного хуже.

-Как вы заразились?

- Как я это вижу — из-за использования несертифицированных средств защиты произошло попадание аэрозоля из нижних дыхательных путей пациента, которому я проводил интубацию (введение с помощью специальной аппаратуры дыхательной трубки в трахею через рот), в мои дыхательные пути. То есть в пятницу, 11 апреля, когда поступил первый тяжелый пациент. В следующую пятницу — 18 апреля, я получил результаты своего КТ и положительные результаты теста своего первого пациента, которому я проводил интубацию легких. Вот так все сошлось. 

- Какие у вас были симптомы?

- Температура до 38 градусов, сухой кашель, потеря обоняния. Плюс потеря массы тела за последнюю неделю 5 килограммов. Но я это списывал на постоянное нахождение в средствах состояния защиты. Сейчас состояние намного лучше — я отоспался. 

- После выздоровления снова выйдете на работу в Покровскую больницу?

- Собираюсь, да. Переболею, какой-никакой иммунитет будет, уже преимущество.

© ДокторПитер