Стремительный ковид
Легкий кашель, простуда, невысокая температура — казалось бы, обычное недомогание, достаточно несколько дней отлежаться, и все будет хорошо. Конечно, если это не ковид. У 37-летней беременной Анны Андреевой из Петербурга тест оказался положительным. С него и начался очень трудный путь длиной почти в 2 месяца.
- Когда я заболела, думала, что это обычная простуда, но, к сожалению, оказалось не так, — вспоминает события декабря Анна. — Через два дня мне стало хуже, начала подниматься температура, и я поняла, надо что-то делать, ведь я отвечаю не только за себя, но и за жизнь ребенка.
Анна вместе с мужем решили вызывать «скорую», а когда врачи предложили поехать в больницу — ни минуты не сомневались, что так будет лучше. Будущую маму отвезли в больницу №38 им. Н.Ф. Семашко. Там есть специализированное отделение для беременных с новой коронавирусной инфекцией, точнее, практически весь роддом отдан под «красную зону».
- Мне оказывали помощь, но симптомы только нарастали. Через два дня у меня уже было около 60 процентов поражения легких, появилась очень сильная одышка, — рассказала «Доктору Питеру» Анна.
Беременным стараются не делать компьютерную томографию, так как это может нанести потенциальный вред ребенку. В случае с Анной врачи посовещались и приняли решение использовать КТ. Более щадящая методика — УЗИ легких, — не давала полной картины нарушений. КТ сделали практически ночью: оно показало, что одно легкое поражено уже на 55 процентов, другое — на 75. Дальше становилось только хуже.
- Внутри началась паника. Когда я узнала, что меня переводят в реанимацию, но я старалась не подавать вида, сдерживала себя, доктора знают лучше, что делать, — призналась Анна. — Да и врачи меня успокаивали, у них очень хорошее отношение, как к родному человеку, никто слова плохого не говорил, только поддерживали. Очень поддерживали.
Постоянно следили и за здоровьем еще нерожденной малышки. Делали допплер, а с 30 недели — КТГ. Тяжелое состояние мамы на девочке, к счастью, не сказывалось, все было в порядке.
Сплошные трубочки и режим молчания
Анну тем временем подключили к аппарату неинвазивной вентиляции легких (НИВЛ).
Заведующий акушерским отделением больницы №38 им. Н.Ф. Семашко
- В этом случае дышат через специальную маску практически круглые сутки, ее снимают только для того, чтобы поесть, — рассказал «Доктору Питеру» заведующий акушерским отделением больницы №38 им. Н.Ф. Семашко Владимир Пакин. — У Анны была картина цитокинового шторма: высокая температура, десатурация, результаты КТ. Мы собрали консилиум и решили, что ей показан препарат, который останавливает развитие цитокинового шторма.
Препарат ввели, был даже относительно светлый промежуток, когда показатели стали улучшаться, но эффект оказался недолгим.
- 14 декабря дыхательная недостаточность стала нарастать, мы подключили Анну к аппарату искусственной вентиляции с медикаментозной седацией, — вспоминает историю болезни Владимир Пакин. — О ситуации с Анной были в курсе не только в нашей больнице, но и в Петербурге, и в Москве. Мы постоянно консультировались с Кулаковским центром — ключевым федеральным центром акушерства и гинекологии. Были на связи с главным внештатным специалистом по акушерству и гинекологии Виталием Беженарем, с главным внештатным специалистом комитета по здравоохранению по анестезиологии и реаниматологии Алексеем Щеголевым.
Самое сложное в этой истории было решить, что делать с ребенком.
- Это самый острый момент. Решение было интуитивным: в то время пока мы интубировали Анну, у нас рядом стоял маленький операционный столик, стояла наготове намытая бригада, которая могла приступить к кесареву сечению в любой момент, — рассказывает Владимир Пакин.
За малышкой наблюдали в режиме нон-стоп. Иногда балансировали прямо на грани.
- Были моменты, когда уже принимали решение оперировать, но что-то останавливало, — признается Владимир Пакин. — И, к счастью, оказались правы.
Было ощущение, что если бы мы ее прооперировали тогда, история бы закончилась печально и для мамы, и для ребенка.
Анна провела на полном ИВЛ с седацией недолго, чуть меньше 2 дней.
- Когда я очнулась, увидела кучу трубок, в голове пронеслась мысль — как я буду с этим лежать? — вспоминает, что почувствовала в самый первый момент Анна. — Говорить не могла, только писала на бумажке вопросы, просьбы. Правда, первые дни и писать было очень трудно. Видишь все как-то не так, восстановление происходит не очень быстро. Но ты уже все понимаешь, осознаешь.
Родные сильно переживали за Анну, но ей даже по телефону разговаривать было нельзя. Слушать, что говорят муж или родители — тоже.
- Телефон мне выдали только после того, как сняли все трубочки, — рассказывает женщина. — Но приносили небольшие передачи в них все время были письма: писал отец, муж, подруги, везде были записки. Я знала, что и у кого происходит, — улыбнулась Анна.
На ИВЛ состояние подавляющее. Аппарат за тебя дышит, а ты лежишь беспомощный. Врачи очень помогали. Любую мою просьбу выполняли. Они для меня теперь все, как родные.
Шары, подарки и мандарин
Новый год Анна встречала еще на аппарате. Лежала и смотрела в окно на салют.
- Очень важно выхаживать таких пациентов, важен и медицинский, и парамедицинский компонент, — говорит завотделением Владимир Пакин. — Это беременная женщина, она требует к себе повышенного внимания. На Новый год мы ей повесили в палату елочные игрушки, купили небольшой подарочек. Старались создавать такие ситуации, чтобы ее психологически разгрузить.
В честь нового года Анна съела один мандарин: аккуратно, но сама.
- Я даже зубы могла чистить, — гордится молодая женщина. — А когда меня перевели из реанимации в отделение, чувствовала себя еще на ступень выше. Я на кислороде, но это другой аппарат, маска — какая-то невероятная легкость с ней.
Дочка тоже постоянно подбадривала маму, шевелилась внутри, не давала сникнуть или расслабиться.
В тот день, когда малышка родилась, мама собиралась домой. Но врачи на финальном осмотре решили, что надо делать кесарево сечение — у девочки началась гипоксия.
- Я с ними не спорила, — рассказала Анна. — Врачи — замечательные люди. Огромное спасибо, что они спасли меня, спасли моего ребенка. За то, что мы живы, за то, что я стою перед вами, за то, что сейчас отправляюсь домой. Желаю им всего самого хорошего!
- Надо отметить Аню, ее самообладание и настрой, — говорит Владимир Пакин. — Без желания жить, без тяги к жизни, иногда наша терапия не имеет эффекта. Ей было очень тяжело, она длительно была на трахеостоме, не могла говорить. Но она верила в то, что у нее все обязательно получится.
Владимир Пакин сам оперировал Анну. Первым увидел малышку Арину. Об эмоциях говорит сдержанно.
- Когда встаешь к столу, когда выполняешь манипуляции, эмоции откатывают на задний план. Но когда мы услышали крик, поняли, что все позади, — признается завотделением акушерства и гинекологии Больницы №38. — Я позволил себе небольшую шалость: обычно, когда мы разобщаем маму и ребенка — этого требуют инструкции — мы не показываем ребенка матери. В этот раз я показал малышку маме через шторку, тем более, Аня уже была отрицательная по ковиду. Показал, что все хорошо, потом передал неонатологам. Но ни поцеловать, ни приложить к груди мы не дали, нельзя.
Аня понимает, что так было надо.
Заведующая отделением анестезиологии и реанимации Больницы №38 им. Н.Ф. Семашко, анестезиолог-реаниматолог.
- При поступлении в больницу по температуре, по одышке, по анализам оценивается тяжесть течения заболевания. Но у нас не было пациентов, которые сразу бы при поступлении попадали в реанимацию. Были те, кто стремительно ухудшался: несколько дней, и они уходят в одышку. У Анны постоянно наблюдалась отрицательная динамика. Даже после неинвазивной вентиляции легких в течение недели она ухудшалась. Все это мы видели по параметрам вентиляции легких, приходилось добавлять кислород. В такой ситуации человек начинает нервничать, нарастает паника. В случае с Аней потребовался перевод на искусственную вентиляцию легких.
Аня очень контактная, она слушала нас, ела, пила, делала зарядку, которую мы давали. Все выполняла мужественно. И потихонечку у нас получилось.
Аня не могла говорить, у нее в трахее была раздута манжетка. Но часто нам не нужно было слов, чтобы ее понять. Она была у нас самая тяжелая в отделении, но не единственная. У нас несколько врачей, которые дополняют друг друга. Один врач заметил одно, другой — другое.
Спасали Анну в реанимации около 15 человек: врачи делали назначения, медсестры выполняли, санитарки помогали — все участвовали.
Анну мы курировали и после перевода из реанимации. Не потому что не доверяем нашим коллегам акушерам-гинекологам, но есть пациенты, которые требуют наблюдения.
Надежда Тимофеева также принимала участие в рождении малышки, она была в операционной как анестезиолог и наблюдала весь процесс.
Первая встреча
- Когда меня перевели в палату, в телефоне уже было видео, а там моя девочка, моя Аришка! Ее уже помыли, обработали, это мой первый ребенок, и такое чудо, такие невероятные ощущения! — ели сдерживает слезы женщина.
Второй раз малышку мама увидела во время выписки. Их переводили в больницу, где Ариша будет набирать вес и силы к выписке. Девочку в специальном кювезе увезла бригада реаниматологов. Малышка уже сама дышит — врачи не сомневаются, что у нее все будет хорошо.
- У нее такой умненький взгляд, она, кажется, мне даже улыбнулась, — рассказала нам Анна после встречи с Аришей. — Прекрасная девочка, моя девочка.
Анну встретил муж Дмитрий. Хотел успеть увидеть и Аришу, но из-за снегопада, который накрыл Петербург с выходных, не смог вовремя добраться до больницы.
- Как же жаль, — был растерян Дмитрий. Но жена успокоила, что скоро они все будут вместе, буквально несколько дней остается потерпеть. - Я думал, что Арина родится 14 февраля, как и моя мама.
Но, возможно, именно 14 февраля Арину и Анну выпишут из детской больницы, и семья воссоединится.