«Не знают, а потому боятся»: в больнице Петербурга впервые за 12 лет пересадили почку от мамы дочери

Операция по родственной трансплантации почки — Источник:
Мариинская больница

В Мариинской больнице выполнили первую родственную трансплантацию почки — мама пожертвовала орган своей дочери. Как рассказали в стационаре на Литейном, в городских клиниках такую операцию провели впервые за 12 лет.

Болезнь почек у 33-летней Ольги Конопляной зашла слишком далеко — ей предстояли пожизненные многочасовые сеансы гемодиализа (процедура очищения крови на аппарате «Искусственная почка» — Прим. ред.), инвалидность и перспектива навсегда лишиться счастья стать мамой. Либо, если повезет, шанс дождаться органа от посмертного донора, но на ожидание могли уйти годы. Родственная пересадка стала для нее настоящим спасением.

Сейчас, по словам врачей, самое страшное позади — скоро Ольга сможет вернуться к обычной жизни, без строгих диет и ограничений. Как и ее мама, отдавшая почку. Как это ни странно звучит, но врачи настаивают: можно жить полноценной жизнью даже с одной здоровой почкой.

«Не знают, а потому боятся»: в больнице Петербурга впервые за 12 лет пересадили почку от мамы дочери — Источник:
После выписки/ из личного архива Ольги

Невыносимая боль

Заболевание почек у Ольги выявили более 10 лет назад — ей тогда было чуть за 20. Как часто бывает у молодых, проблемы со здоровьем не сразу вызвали беспокойство.

- У меня периодически болела поясница. Сначала помогали обезболивающие — выпью таблетку и дальше работать. Даже подумать не могла, что все может быть настолько серьезно. А потом лекарства перестали спасать. Боли были до слез — не могла ни стоять, ни сидеть. Сдала анализ мочи — нашли белок. Врачи сразу сказали: «Это почки». УЗИ и КТ подтвердили опасения — почечная недостаточность, причем уже в хронической форме, — вспоминает Ольга.

Треть нуждающихся в донорской почке — молодежь

В листе ожидания Мариинской больницы на пересадку почки около сотни человек, из них каждому третьему от 20 до 35 лет. Как говорят врачи, причин, почему в таком молодом возрасте может развиться хроническая почечная недостаточность, много. Одна из частых — обыкновенная ангина. При ангине организм вырабатывает антитела к одному из основных возбудителей — β-гемолитическому стрептококку. Но по непонятным причинам происходит сбой, и антитела начинают вырабатываться не только к стрептококку, но и к собственным тканям, в первую очередь, почек. В итоге инфекционное заболевание дает осложнение — развивается так называемый гломерулонефрит (заболевание, при котором поражаются гломерулы — почечные клубочки).

В общегородском листе ожидания состоят около 350 петербуржцев. Хотя врачи уверены, на самом деле нуждающихся больше — просто не все решаются на операцию.

Вмешалась пандемия

Чтобы осознать случившееся, Ольге потребовалось несколько лет:

- Принять болезнь было очень сложно. Каждый раз, когда сдавала очередные анализы или шла на прием к врачу, меня буквально накрывала истерика. Только спустя 3-4 года смогла немного успокоиться.

С каждым годом становилось все тяжелее и тяжелее — функция почек угасала. Давали о себе знать многочисленные лекарства и строгая диета — надо было жестко ограничивать все белковые продукты, включая молоко, мясо, рыбу. Ольге пришлось бросить любимые занятия, танцы — сил не хватало даже на домашние дела.

- Была большая усталость, приходилось все время отдыхать. Казалось, все лень и ничего не хочется — какая-то апатия или депрессия. Старалась держаться, постоянно подбадривали родственники и друзья. Я не люблю жаловаться — все равно легче не становится, поэтому просто молчала. Посидишь, немного отдохнешь, и вроде ничего, — вспоминает женщина.

Ольга продолжала работать и параллельно ходить по врачам. О том, что можно сделать родственную пересадку почки, она узнала не сразу. Да и проводились они тогда в Петербурге штучно — только в клинике ПСПбГМУ им. Павлова. Городской центр трансплантации почки, существовавший на базе 31-й больницы, прекратил работу еще в 2011-ом. Потом целых 12 лет в городских стационарах родственные трансплантации почки не выполняли. Лишь от посмертных доноров — в Петербурге в среднем это 50-90 операций в год, а нуждающихся в 4-7 раз больше.

- Мне врачи говорили, что в будущем — либо диализ, либо трансплантация. Я уже успела полежать по больницам, видела многих диализных пациентов и со страхом думала: «Неужели меня это тоже ждет?». Начала спрашивать, узнавать, и один врач мне сказал, что можно сразу пойти на пересадку, если кто-то из родственников готов помочь и подойдет по совместимости. Рассказала родителям, и мама сказала: «Я тебе помогу». В конце 2019-го мы начали проходить обследование — прежде всего, надо было обследовать маму. А когда уже практически все закончили, ворвался COVID-19 и нарушил наши планы, — рассказала Ольга.

Мама может, муж — нет

Трансплантация почки — самый распространенный вид пересадки органов. Несмотря на то, что метод существует полвека и давно стал рутинным, такие операции по-прежнему считаются редкими — дело в дефиците донорских органов, преодолеть который так и не удалось. И если с пересадкой органов от посмертных доноров все печально, с родственными, как оказалось, ситуация не лучше. Во всей России их выполняют около 200 в год, из них более 90% — в Москве (чаще в НМИЦ трансплантологии и искусственных органов им. Шумакова).

По словам врача-хирурга Городского нефрологического центра на базе Мариинской больницы Сергея Алферова, проводившего родственную пересадку почки Ольге, редкость операции связана, в том числе, с существующими до сих пор предубеждениями и страхами на фоне недостатка профессиональной информации.

Сергей Алферов

Хирургия

Врач-хирург Городского нефрологического центра Мариинской больницы

- Сергей Владимирович, почему у нас редко проводятся родственные пересадки почки? Ведь люди спасают не кого-нибудь, а самых близких?

- В большинстве стран мира есть понятие «трансплантация органа от живого донора». При иммунологической совместимости донором может стать муж, жена и даже сосед. В России законодательно возможна только родственная пересадка органов — от кровных родственников 1-2-й линии. Это родители, дети, родные братья и сестры, дяди и тети. То есть, если пожертвовать свой орган захочет даже муж, в нашей стране он сделать этого не сможет. Да и в принципе не каждый готов отдать свою почку даже родному человеку. Кроме того, очень важно состояние здоровья донора. Мы обследуем его гораздо больше, чем реципиента. Этот человек приходит к нам здоровым, у него нет никаких показаний к операции, тем более к удалению органов. Поэтому уйти от нас он тоже должен абсолютно здоровым и с благоприятным прогнозом на долгие годы.

- Вы хотите сказать, что теоретически возможно остаться полностью здоровым после удаления органа? И человек никак не почувствует, что у него нет одной почки?

- Ни теоретически, ни фактически он не должен этого почувствовать. Почка — парный орган. Природой так заложено, что для поддержания абсолютного гомеостаза (саморегуляции — Прим. ред.) человеку достаточно всего 15-20% активно функционирующих нефронов (структурная и функциональная единица почки — Прим. ред.). Все остальное в некоторой степени наш резерв, гарантия на будущее.

- Неужели после удаления почки человек будет чувствовать себя хорошо без всяких диет и других ограничений?

- Никакие диеты не нужны. После операции донор должен вернуться к своей обычной жизни. И наша задача — до операции его тщательно обследовать и убедиться, что нет никаких рисков.

- Так главная проблема родственной пересадки почки в том, что мало близких людей, готовых пожертвовать орган?

- Не только. В нашей стране не так много клиник, которые в принципе занимаются трансплантацией почки. Даже в Петербурге пересадки проводят только 3 клиники — Первый мед, НИИ скорой помощи им. Джанелидзе и с октября 2018 года еще и наша Мариинская больница. За это время мы выполнили всего 26 трансплантаций. Сделать больше помешала пандемия — из-за перепрофилирования больниц и риска инфицирования уровень органного донорства резко снизился. В прошлом году нам удалось сделать всего 10 пересадок, в этом рассчитываем минимум 15. Планируем развивать и направление родственной трансплантации почки. Желательно, чтобы на нее, как в Европе, приходилось до 30% всех трансплантаций.

Малое количество пересадок в Петербурге говорит не о том, что у нас люди без сострадания или не отзывчивые. Просто они не знают, что стать донором для близкого человека — реально и безопасно. Не знают, а, значит, боятся. Мало кому врачи подробно объясняют, что донорство одной почки не навредит здоровью, если изначально нет противопоказаний. В целом анализы и обследования до операции занимают 1,5-2 недели, они бесплатные как для реципиента, так и для донора. А сами операции сейчас проводятся щадящими методами — почку достают лапароскопически, а не через большой разрез в животе, как раньше. Уже через неделю снимают швы и выписывают. Все.

- Для реципиента чем отличается родственная трансплантация от посмертной? Кроме того, что не надо долго ждать донорский орган.

- Хирургическая техника по сути ничем не отличается. Но в многочисленных исследованиях доказано, что у родственной трансплантации лучше результаты — как непосредственные, так и отдаленные.

Во-первых, у пациента меньше хирургических осложнений, поскольку эта операция подготовленная, а не проведенная по звонку среди ночи, когда вдруг появился донорский орган и надо срочно оперировать. Ведь в среднем длительность ожидания почки в России составляет около 4-х лет — все может произойти неожиданно и медлить нельзя.

Во-вторых, у донора и реципиента заведомо хорошая иммунологическая совместимость. А это значит — меньше вероятность отторжения органа. Родители совместимы со своими детьми ровно наполовину, а родные братья с сестрами даже больше. Маму нашей пациентки Ольги мы обследовали не раз, определили генетический паспорт и доказали, что они абсолютно совместимы и риск отторжения органа ничтожно мал.

В-третьих, после родственной пересадки орган будет работать дольше, чем после посмертной — в среднем около 17 лет вместо 14.

- А что потом? Отправляться на гемодиализ или снова ждать донорский орган?

- К сожалению, да. Донорская почка не может работать всю оставшуюся жизнь. Постепенно она исчерпывает свой ресурс и в итоге может отказать. Это бывает по разным причинам. Например, из-за рецидива основного заболевания — хронической почечной недостаточности. Или из-за эффекта накопления хронического отторжения почки — он в любом случае присутствует, пусть даже в минимальном количестве. Также иммуносупрессивные препараты, которые человек должен принимать для профилактики отторжения, сами по себе нефротоксичны — дают осложнения на почки. При родственной пересадке мы назначаем для подавления иммунитета более мягкие препараты, поэтому и донорские органы заведомо работают дольше.

- Все-таки непонятно, почему донор может полноценно жить с одной почкой, а человек, у которого отказала почка, — нет?

- Потому что подавляющее большинство болезней, которые приводят к хронической почечной недостаточности, поражают одновременно и равномерно сразу обе почки. Скажем так: степень прогрессирования болезни не зависит от количества почек. Было бы у человека три почки, они поражались бы все вместе и с одинаковой скоростью.

«Была полная уверенность — все будет хорошо»

Когда началась пандемия, операция перенеслась на неопределенный срок. Ольга продолжала пить лекарства, соблюдать назначенную диету и ждать. Важно было успеть сделать операцию до того, как почки полностью откажут и срочно потребуется гемодиализ. И это получилось. К счастью, несмотря на подавляющие иммунитет лекарства Ольге удалось избежать и коронавирусной инфекции. Летом 2021 года врачи сказали снова готовиться к операции.

- Мы контролировали состояние нашей пациентки в течение полутора лет. И когда почечная недостаточность достигла критического уровня и надо было начинать диализ, мы вовремя выполнили альтернативный вариант — пересадили живой орган. Хотя, однозначно, он никакой не альтернативный, а намного лучше. Ведь почка — не просто фильтр. Кроме очистки крови, у нее много других функций, которые диализ никак не может заместить. Например, эритропоэтическая (гормон эритропоэтин в почках регулирует синтез гемоглобина), регуляция артериального давления, фосфорно-кальциевого обмена, гормональной активности, — объясняет хирург Сергей Алферов.