Как людей вытаскивают из безнадежной комы и спасают от паралича: 7 историй на грани чуда

Ирина Волкова — врач в четвертом поколении. Есть и пятое — сын и дочь, которые также посвятили свою жизнь медицине. Ирина Геннадьевна возглавляет клинику реабилитации в Екатеринбурге, куда везут пациентов — глубоко травмированных, обездвиженных, без сознания — из самых дальних уголков страны.

Разбудить мозг

- Ирина Геннадьевна, расскажите, как вы пришли в эту профессию?

- Я занимаюсь медицинской реабилитацией тяжелых пациентов с 1989 года. До всего доходили сами, на своем опыте, еще и специальной литературы не было, первые серьезные книги появились в 2010 году.

20 лет я работала в госпитале ветеранов войн в Екатеринбурге, он был самый большой в Советском Союзе. Много было раненых из Афганистана, затем из Чечни. И тогда мы понимали, что надо что-то делать с такими пациентами. Однажды моя коллега пошла в кино, и перед фильмом посмотрела тележурнал — что-то из жизни дружеских соцстран. И ее поразило, как немцы инвалиды-колясочники играют в волейбол. У нас такое представить было невозможно. И вы знаете, мы сделали первую спортивную команду, я объехала всех спинальников в городе, собрала человек тридцать. У многих даже колясок не было. Это был 1989 год. Мы увидели совершенно поразительные вещи — многие вернулись к нормальной жизни, даже женились. В начале 90-х мы открыли в госпитале отделение активной реабилитации, когда до общепризнанной реабилитации в стране было больше 20 лет.

В 2006 году сформировался костяк команды, который сейчас работает в клинике реабилитации. Многие доктора, психологи, методисты ЛФК пришли к нам еще студентами, сейчас уже защитились, стали кандидатами медицинских наук. Мы учились постоянно — ездили в Израиль, Австрию, Чехию, Германию. Мы стали первыми на Урале, кто вот так серьезно стал заниматься медицинской реабилитацией. Сейчас к нам везут пациентов со всей страны, из ближнего зарубежья. Работает «сарафанное радио», никакой рекламы мы себе не делаем.

- Вы беретесь за самые сложные, казалось бы, совершенно безнадежные случаи?

- Да, к нам везут людей в вегетативном состоянии, в коме, полностью обездвиженных. Однажды мы вели пациента более 10 месяцев подряд. Такая длительная ежедневная работа бывает нечасто. Это известная история в нашей области. Девушка Настя, 19 лет. В детстве побеждала на конкурсах красоты — «Маленькая мисс Екатеринбург», «Маленькая мисс Урала», «Маленькая мисс Евразии», «Лучшая детская модель мира». В конце июля 2019 она попала в очень резонансное ДТП в Челябинской области. В машине находилось трое, девушка была пассажиркой сзади, и весь удар пришелся на нее. Тяжелейшая открытая черепно-мозговая травма, переломы костей лица, лба, черепа. Тяжелый ушиб головного мозга, длительная, кома, вегетативное состояние. Слепота, которую определили только через несколько месяцев.

К нам девушка поступила после пластики черепа, через 2 месяца после травмы. Мультидисциплинарная бригада работала с ней по 5-6 часов в сутки. Но отклика никакого не было. Я с тяжелым сердцем вспоминаю этот период. Руки опускались, надежда уплывала, ломали головы, обсуждали, искали варианты, хватались за любую соломинку. Что еще сделать, чтобы разбудить нашу спящую красавицу? И работали. Морально выгорали, ведь начинали винить себя, что не можем помочь, хотя это неверная позиция. И вдруг, через 7 месяцев после травмы, «лед тронулся». Появились эмоции, очень робкая улыбка, и слезы. Появилось глотание, любимая и не любимая еда. Появился контакт с помощью жестов. Мы стали общаться. Сейчас девочка проходит до 100 метров по прямой поверхности. Параличей нет. Идет вперед, медленно, но идет.

- Когда вы говорите себе, что надо остановиться, что надежды больше нет?

- У Насти оказался исключительный папа, который бесконечно верил в свою дочь. Мы отказывали, даже уже выписывали Настю, но ее папа нас убедил в том, что надо продолжать реабилитацию. Поэтому в том, что она выжила, огромная его заслуга.

Да, нужно уметь не выгореть в работе, когда длительное время не видим, казалось бы, результата. Так было и здесь, несколько месяцев только крохи сознания. Знаете, порой отчаяние берет, но думаем, ищем, предлагаем, обсуждаем, пробуем, и идем вперед.

Это очень тяжелое состояние. Ну просто очень. Неоткликаемая кома. Работа с такими пациентами — это высший пилотаж. Сколько сил тратится на выхаживание таких пациентов всей мультидисциплинарной бригадой, моральных, физических. Ежедневная глобальная задача — разбудить мозг, сделать это любыми доступными способами. Работаем со всеми органами чувств: зрение, слух, вкус, обоняние, осязание, все виды чувствительности. Мы придумали, создали и пополняем коллекцию запахов. Это аромазарядка. Слушаем музыку, смотрим картинки и картины, качаем на качелях. Шутим, танцуем, играем, все делаем. И это все помимо базовых ежедневных, длительных, последовательных занятий. Мы научили нашу девочку есть самостоятельно еду, глотать, пить. Научили сидеть, стоять, вставать, делать шаги по лестнице.

«Никто не знает, как работает мозг»

- Возможно человека, побывавшего в неоткликаемой коме, вернуть к жизни на 100 процентов? Чтобы встал, пошел, заговорил, полностью восстановился?

- 10 лет назад была такая история, но она единственная в моей 33-летней практике. Иван, 21 год, студент из Перми, учился в УрФУ. В новогодние праздники ему предстояло небольшое плановое нейрохирургическое вмешательство, которые доктора делают по 200-300 раз за год. Лег он на пару дней, но что-то пошло не так… Настолько сильно не так, что во время операции произошло вклинение ствола мозга на достаточно длительное время. То есть, парень почти умер. Но он выжил, а исходом операции стали длительная кома и вегетативное состояние.

Прошло три месяца. В начале апреля звонит мне заведующий отделением, расстроенный страшно и рассказывает эту историю. Просит приехать, посмотреть, поискать за что можно зацепиться. Приезжаем, я с реабилитологом, основателем и идеологом нашей сегодняшней команды Раисом Шарифовичем. Смотрим парня. Кома, плавающие движения глазных яблок, повышенный мышечный тонус, нет цикла сон-бодрствование, на ИВЛ, весь в трубках, катетерах, зондах. Классика, как в учебниках. Когда смотрю таких пациентов, или даже более легких, всегда гложет червь сомнения: «а сможем ли помочь, а вдруг не справимся, а что-то пойдет не так, лучше не брать…» Но за дверью ждала мама парня с невероятным горем и надеждой в глазах.

После осмотра сели с нейрохирургии обсудить возможности реабилитации. О хирургах часто говорят, что они бесчувственные циники. Ничего подобного! Переживания и боль за судьбу парня зашкаливали. И согласились мы с ним поработать, в основном, из-за коллег. Надо было их выручать и поддержать, хотя бы морально. Сомневались в успехе на 99%. Раис Шарифович начал заниматься с 4 апреля, ежедневно, 6 раз в неделю, по полтора-два часа в день.

Все тонкости я описывать не буду, но через неделю парень сидел, и следил глазами за всем, что происходило в палате. Шла работа со всеми органами чувств, суставами, мышцами. Мы это называем — «зарядить ретикулярную формацию», произвести апгрейд головного мозга.

Дней через десять Ваня стал выполнять самые простые инструкции, установился визуальный контакт. Начали пробовать давать йогурт через рот — глотает. Ура! Это очень круто. А через пару дней стал глотать воду, убрали назогастральный зонд. Стал сидеть, держать спину, самостоятельно дышать — сняли с ИВЛ. Стал сам мочиться — убрали катетер. А к 22 апреля Раис Шарифович с Иваном подошли самостоятельно к окну палаты.

На следующий день парня перевели в отделение. Каждый день давал новые движения, навыки, воспоминания, умения. На день Победы его выписали домой, в июне он катался на велосипеде по двору. Интересно, что сам он всего этого не помнит, его память держит информацию только с июля. Он оформил на год академку, а затем восстановился на бюджет и благополучно закончил сложный механико-математический факультет. Сейчас работает по специальности на одном из наших военных заводов. Из всего неврологического дефицита осталось двоение при взгляде прямо.

Парнишка нас не забывает, всегда поздравляет со всеми праздниками. Я делала о нем доклад на неврологической конференции, показывала все фото, видео, документы и его самого. Конечно же, удивление, ох и ах. Сама не перестаю удивляться этой истории. И всегда возражаю против ранних прогнозов, ставящих на пациенте крест.

- Такая история имеет какое-то научное или медицинское объяснение, или это все из разряда чудес?

- Мозг вообще не изучен, никто не знает, как он работает. У нас однажды была такая история. Мальчишка, школьник, 16 лет. Вечером какие-то хулиганы отобрали у него куртку. Он пришел домой и на него наорал отец. У мальчика, видимо, от стресса разорвалась аневризма. Геморрагический инсульт. Его увезли в нейрохирургию, прооперировали.

В послеоперационном у него развился тяжелейший менингоэнцефалит. После чего ушел в вегетативное состояние. Инструктор ЛФК позанимался месяца три безрезультатно, руки опустились, прогноз был плохой. А через семь месяцев звонит нам его мама и говорит: «Я зашла в комнату, а он с кровати упал, лежит на полу». Как упал? Как лежит на полу? Он же недвижим. Мы приехали снова.

В общем, сейчас мальчишка уже ходит и говорит, понятно, что не так активно, но все же. Его протезировали, уже не видно этого тяжелого дефекта черепа.

Придя в сознание, он сначала только писал, не говорил. И мама просила его написать хоть что-нибудь на бумаге. «Кто я?» — задала она вопрос сыну. И он ей написал такой ответ: «Что ты меня о таком спрашиваешь, я что — дурак?»

«Им сказали лежать — они и лежат»

- Какую роль играют в восстановлении человека его родственники, близкие люди?

- Огромную, 50% успеха реабилитации пациента — это поддержка его родных. Вот говорят — реабилитационный потенциал. Это понятие часто упоминают, но мало кто его понимает. Оно состоит из трех составляющих. Первая часть — медицинская. Хватит ли у человека здоровья — насколько крепкое сердце, легкие. Хороший уход, пролежней нет, человек может лежать годами. А бывает тяжелая аритмия, гипертония, диабет и пациент быстро уходит. Вторая часть — психологическая. Хочет ли заниматься пациент. Многие не хотят. Говорят: «Отпустите меня, я хочу умереть». Отказываются от еды, таблеток, и умирают. Третья часть — социальная. Есть ли люди, которые будут биться за человека. Это могут быть жена, родители, коллеги.

- От чего зависит успех реабилитации? Врач может дать какие-то гарантии пациенту — что он заработают руки-ноги, он встанет и пойдет?

- У нас железное правило — мы никогда не обещаем. Потому что мы не знаем, как дальше пойдет процесс реабилитации. Мы сделаем все, что возможно. Но как оно дальше пойдет или не пойдет, мы не знаем. У нас был пациент, полковник, здоровый мужчина под два метра ростом, с тяжелым дефектом, хорошие были результаты после реабилитации. Мы его выписали домой. А квартира у него крошечная, 26 квадратных метров. Он пошел на кухню, зацепился за телевизионный провод, упал по диагонали из коридора лицом прямо в газовую плиту и погиб.

Поэтому, цель нашей работы еще и в том, чтобы научить родственников. Часто я слышу от родных пациента: «Ой, да вот он ленится». Он не ленится. Надо понимать, когда человек не может и когда не хочет. Это совершенно разные состояния.

- Нередко врачи выписывают домой парализованных пациентов — по сути, умирать. Говорят родным — он никогда не пойдет, не заговорит.

- Ошибочные прогнозы при выписке дают очень часто. Врачи спасают жизнь пациенту, все делают по протоколу, а потом говорят его семье — ну все, покупайте ему коляску, он теперь всю жизнь будет таким. Да ничего подобного! Мы видели пациентов с первой группой инвалидности не парализованных — просто им сказали лежать, вот они и лежали. Всегда есть, над чем работать. Человек может даже на работу выйти.

Сейчас вообще очень рано выписывают из больницы — у нас в госпитале раньше пациент с ишемическим инсультом лежал 30 дней, было время за ним наблюдать. Острый период прошел за 7-10 дней, и дальше можно было им заниматься. А сейчас, после оптимизации системы здравоохранения, уже на 5-7 день выписывают. Еще один пример — геморрагический инсульт, пациент в стационаре находился 45 дней, а сейчас 14.

Шарлатаны в реабилитации

- Насколько важно время в вашей работе, если человек год пролежал без реабилитации, какие у него шансы? Запущенное состояние обратимо или нет?

- Время — ключевой фактор. Через месяц после инсульта образуется миогенная контрактура (ограничение подвижности в суставе), но со спазмированными мышцами еще можно работать, а через два месяца наступает артрогенная контрактура, с которой может справиться только ботулинотерапия, а может и не справиться. А дальше вообще ничего нельзя сделать. Поэтому сроки имеют гигантское значение.

- Кто входит в состав мультидисциплинарную бригаду реабилитации, какие специалисты?

- В бригаде доктора разной специальности — невролог, терапевт, травматолог, нейроуролог, гастроэнтеролог, физиотерапевт, нейрохирург, психиатр, диетолог, врач ФРМ — физической реабилитационной медицины. Но врачи не постоянно с пациентом, они консультируют, дают указания и рекомендации. А дальше работает бригада — каждое утро идет линейка, как в любой больнице. Расписывается весь день. С пациентами плотно работают методисты ЛФК или АФК (адаптивная физическая культура), нейропсихологи, эрготерапевты, логопеды, санитары, медсестры, человек, который занимается музыкотерапией, массажисты.

Отдельно про массаж скажу несколько слов — родственники привозят парализованного человека домой и начинают каждый день делать ему массаж. Но массаж дело вспомогательное, он разогревает суставы перед тем, как с ними начать работать.

В реабилитации, к сожалению, много шарлатанов. Потому что легко можно пригласить домой «специалиста» неизвестно откуда. Родственники, к примеру, говорят, что пригласили массажиста к пациенту домой. Начинаешь расспрашивать, оказывается, это сотрудник фитнес-центра, который больного перевернул несколько раз, постучал по нему, и навредил так, что мы потом после такой непутевой реабилитации ничего сделать не можем. К примеру, вместо того, чтобы руку разогнуть, она уходит в сгибание. Все, она фактически потеряна для человека. И это самый простой пример.

А когда формируется движения в ногах, в крупных мышцах, часто из-за посторонней силы травмируется мышца, в которой откладывается кальций. В мышцах образуется кость. У нас в стране никто это не оперирует. Это сложно — вся костная ткань пронизана сосудами, высок риск кровопотери. Но даже после операции кость вырастет снова. Человек в результате перестает ходить. Он лежит прикованный, мочится под себя.

Во всем мире одна из главных причин, по которой родственники сдают человека в интернат — неконтролируемые функции тазовых органов. А все потому, что в свое время неправильно провели вертикализацию. Человек перестал двигаться, перестал себя обслуживать, стал всем в тягость. А можно было поставить его на ноги… Море таких судеб. Ладно, в крупных городах-миллионниках еще можно найти грамотного врача. А что говорить про все остальные…

В клинику Ирины Волковой привозят самых безнадежных больных. О них она пишет на своей странице в Фейсбуке (запрещенная в России экстремистская организация). Это истории полные милосердия и надежды. Про обыкновенное чудо, профессионализм врачей и мужество пациентов.

Женя Графов. Расстрелянный солдат

- Хороший, крепкий 18-летний уральский парень был призван в армию в июле 2019 года. Попал в Забайкалье, под Читу, и прослужил 4 месяца. До октября. А в октябре, в этой части, произошел массовый расстрел военнослужащих — солдатом Рамилем Шамсутдиновым. Подразделение — 13 человек, пришли из караула, и во время сдачи оружия были расстреляны в упор. 8 человек погибли, 3 выжили и не пострадали, 2 раненых. Один получил ранение в живот, второй в голову. К нам на реабилитацию привезли второго.

Графов Женя, солдат, которого Шамсутдинов не планировал убивать, случайно оказался в этом карауле. Пуля калибра 7,62 и сейчас находится в мозге парня. Мне, кажется, что нет выходного отверстия потому, что она отрикошетила от чего-то или кого, то есть, была на излете. 2 месяца комы, 16 месяцев нахождения в госпиталях. Парень тяжелый. Полностью парализован, своих движений нет. Улыбается, говорит, и пока все. С ним рядом очень приятная, простая мама.

В марте его лежачим доставили домой, в маленькую глухую деревню на Урале, о нем написали тюменские СМИ. Их историю узнал Игорь Алтушкин (бизнесмен из списка Форбс, — Прим. Ред.) и отправил парня на реабилитацию к нам. Никакого прогноза пока дать не могу, но сделаем все, что возможно. Начали его уже ставить — спустя шесть недель реабилитации. По-хорошему, нужен год. Но, к счастью, есть люди, готовые ему помочь и оплатить лечение. Невероятно жаль всех, и 8 убитых молодых мужчин, и запертого в своем теле Евгения, и посаженного на 24,5 года солдата.

Катя Долматова. Падение с высоты 16-этажного дома

- Ровно год назад, в августе 2020 года Катя Долматова упала с 40-метровой скалы (для понимания — это высота 16-этажного дома) в загородном парке Оленьи ручьи. Девочка сама из Магнитогорска, приехала в Екатеринбург учиться, устроилась в фирму по пошиву чехлов для автомобилей. Руководитель фирмы вывез коллектив в загородный парк. Катя просто поскользнулась. Она пролетела эти 40 метров по склону — в ущелье, к которому нельзя попасть по суше, а можно только со стороны реки. Через 40 минут после падения прилетел вертолет МЧС, спасатели на плотах поплыли к ней. Думали, к телу… А она была в сознании. Но получила тяжелейшие травмы головного, и особенно спинного мозга. Ее быстро доставили в травму ОКБ, где уже ждали травматологи. Прооперировали, скрепили позвонки а шейном отделе. Сделали пластику черепа. Сохранили девчонке жизнь. Но, к сожалению, травма шейного отдела спинного мозга сопровождается параличами в руках и ногах.

После лечения девочку вместе с мамой вертолетом перевезли в ее родной Магнитогорск. А у Кати есть только мама и младшая сестра. Папа 10 лет назад умер. Что делать дальше? Мама сама в отчаянии. Но СМИ продолжали отслеживать судьбу Кати, и статья о ней попала на глаза одному влиятельному человеку, который стал принимать активное участие в жизни Кати. Мне позвонили, и приятный мужской голос сообщил, что фонд «Святой Екатерины» берется патронировать девочку, и сразу вопрос по существу: когда ее можно привезти на реабилитацию.

Доставили ее к нам на вертолете, с тяжелой травмой спинного мозга, с параличами рук и ног, с пролежнями, чуть дышащую. Первое впечатление — маленький слабенький кукленок с параличами, пролежнями, тоской… Но опять включается: «глаза боятся, руки делают». Ведь реабилитация у шейников сложная и длительная. Начали работать.

Первый раз Катя пробыла у нас 4 месяца подряд. Основной упор делался на развитие ее независимости от других, максимальной самостоятельности. Вертикализация, повороты, передвижения по плоскости, пересаживания, прием пищи, удерживание предмета и очень, очень многое другое, о чем здоровый человек никогда не задумывается.

Затем было 3 месяца перерыва. Но Катя с мамой продолжали заниматься и дома. А 1 июня мы начали реабилитацию снова. Катюха — очень красивая девушка. Она сама наносит макияж, сама делает маникюр. Пальчиками она теперь может удерживать иглу. Раньше я бы сказала, что это нереально. Это движения очень мелких мышц кисти. Это самые трудно поддающиеся для восстановления мышцы. Смотрю на Катины результаты, и думаю, что если была бы возможность длительной реабилитации таких пациентов, то было бы очень много удивительных открытий для врачей.

Александр Ярошик. Рэпер из хосписа

- Год назад один хороший парень по имени Саша Ярошик нырнул в воду на мелководье и сломал шею, получил тяжелую травму ныряльщика с повреждением спинного мозга. С параличом рук и ног, с тотальной зависимостью от окружающих. А все осложняется еще тем, что у парня нет родных, совсем. С самого раннего детства его родители отдали в приют. А потом они, вроде, умерли. Точно неизвестно. Ему 29 лет, и он в этом мире пока один.

В общем, из больницы он попал в хоспис, и это место не для слабонервных. Люди вокруг умирают. Морально невероятно тяжело. Год он прожил в хосписе, и категорически не хочет туда возвращаться. Но у него никого нет… Но Александр не сдается, он пишет и исполняет рэп. У него около 50 песен, и он их все помнит. У него есть продюсер, есть заказы на песни.

О нем узнали журналисты, много добра делают они для наших пациентов. Они вышли на меня, я созвонилась с главным врачом хосписа. Составили обращение в благотворительный фонд. И через короткое время Саша оказался у нас. Год вынужденного бездействия после травмы — это очень много. Цели реабилитации должны быть ясны, реальны и достижимы. Того, для чего мы планировали в эту госпитализацию, мы добились.

Я хочу, чтобы как можно больше людей узнали, что живет такой парень, который очень хочет изменить свою непростую судьбу. Он сказал мне перед выпиской: «Я обязательно прорвусь. Вы увидите».

Алексей Фоминых. Синдром Гийена — Барре

- Алексей, 48 лет. Летом 2020 года перенес ковид в легкой форме, через несколько месяцев заболевает тяжелейшей формой восходящей полинейропатии. Синдром Гийена — Барре. За последний год мы видели этот синдром у пяти пациентов после перенесенного ковида. То есть развились параличи — начались со стоп, а далее ноги, мышцы туловища, в том числе и дыхательная мускулатура, руки, мышцы лица. Парализовано все. И боли везде. Дыхательная недостаточность, 1,5 месяца на ИВЛ. Перестал глотать. Мало этого, началось кишечное кровотечение. Далее острая сердечная недостаточность. Дистрофия, потерял 33 кг. Пролежни до костей. Как будто чего-то одного было бы мало. Весь организм против себя самого. Весь декабрь мне говорили: «Не берите его на реабилитацию, не жилец, очень тяжелый, истощен до нельзя, пролежни, кишечное кровотечение. Пусть лучше все случится дома, никто его не берет». Запугали, аж самой страшно стало. А как не брать, ведь остался жив. Ну кто-то же должен помочь.

Алексей выжил. Вопреки всем фатальным событиям и прогнозам. Он выписался домой, уже вышел на работу. Главный вывод, который я сделала из этой истории — боритесь до последнего, пока есть хоть какой-то шанс, хоть какая-то надежда. Не бойтесь, удерживайте жизнь, придумывайте, не цепляйтесь за протокол.