- Источник:
- pixabay
Нижняя палата парламента приняла поручение, в котором приводятся цифры, обнародованные Следственным комитетом РФ: «В 2018 году зафиксировано 6500 жалоб на действия медиков, по ним возбуждено 2029 уголовных дел, 300 из них дошли до суда. За последние шесть лет число уголовных дел в отношении медработников возросло в шесть раз». Уголовное преследование врачей чаще всего ведется по статье 109 УК РФ ("причинение смерти по неосторожности вследствие ненадлежащего исполнения лицом своих профессиональных обязанностей") и статье 118 УК РФ ("причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности"). Депутаты считают, что слишком размытая квалификация этих статей позволяет установить умысел на совершение преступления и в случае врачебных ошибок, и когда врач пытается спасти жизнь пациента. «Доктор Питер» выяснил, что есть и другое мнение: много уголовных дел возбуждается, потому что следствие часто не понимает, с чем работает. Так считает Ольга Зиновьева, адвокат ONEGINgroup.
- Ольга Владимировна, статистика, которую собрались обсуждать депутаты, действительно пугает: тысячи жалоб и заведенных по ним уголовных дел.
- Эти цифры отражают действительность только отчасти. Потому что нам не говорят, сколько из 300 дел, дошедших до суда, было прекращено по реабилитирующим и нереабилитирующим основаниям. В одном из докладов Александра Бастрыкина прозвучала только одна цифра: «было вынесено всего 12 оправдательных приговоров». У медицинской общественности, у населения складывается ужасное впечатление, что остальные-то завершились приговорами обвинительными. На самом деле это не так. Подавляющее (стремящееся к 90 процентам) большинство расследуемых СК «медицинских» дел (напомню, в прошлом году их было 2029) «умирает» на досудебной стадии. А дела, переданные в суд, выглядят настолько плохо и зачастую формально поддерживаются гособвинением, что значительная их часть прекращается в суде. И это при том, что в судах обвинительный уклон, безусловно, есть. Это видно по статистике Верховного суда по всем рассмотренным делам: в 2018 году было вынесено 99,7% обвинительных приговоров. При этом я могу с уверенностью говорить: у судей практически всегда есть желание и умение разбираться в «медицинских» делах. В 2017 году в России было вынесено 30 обвинительных «врачебных» приговоров (я оперирую статистикой, озвученной заведующим кафедрой оргздрава и медицинского права СПбГУ на конференции «Медицинский бизнес» 18 сентября 2019 года). Не думаю, что между 2017 и 2018 годами - большая статистическая разница. То есть с некоторым допущением можно считать, что среднее число рассмотренных судами до стадии приговора «врачебных» дел составляет 42-45 в год. Из которых 12 (!), то есть 26,6% - оправдательные. И это на фоне 0,3 процентов оправдательных приговоров по всем делам.
- Зачем заводятся 2029 уголовных дел, если до суда доходит только седьмая часть из них? На расследование тратятся силы следователей, деньги госбюджета?
- Причины возбуждения уголовных дел при отсутствии оснований и причины последующего прекращения на досудебной стадии – некачественная проверка заявлений, слабое расследование, плохая доказательная база, формальный подход к оценке доказательств, неправильная квалификация, нарушение прав подследственных. По моему мнению, общий уровень следствия по «медицинским» делам невысокий. Ни в коем случае так нельзя сказать обо всех следователях, я видела прекрасные примеры профессиональной следовательской – фактически исследовательской работы, однако в большинстве случаев я сталкиваюсь с тем, что они не могут адекватно расследовать «врачебные» составы. Следователи зачастую не умеют общаться с врачами-свидетелями, врачами-обвиняемыми и врачами-подозреваемыми. Часто не хотят и, к сожалению, не могут понять, с чем в расследовании они столкнулись, что пытается донести до них врач. При этом следователь прекрасно осознаёт силу своей власти и нередко, в зависимости от общего уровня своей культуры, охотно её демонстрирует, пользуется тяжёлым стрессом, который испытывает врач под вниманием правоохранительных органов. Врачи, как правило, интеллигентные люди, тоже не умеют разговаривать с следствием. Например, в одной из городских больниц погиб пациент, дело расследует транспортное следствие. Допрос лечащего врача. Вопрос: «Когда вы видели пациента последний раз?». Ответ врача: «Я проходил мимо реанимации, увидел, что у пациента - клиническая смерть, поучаствовал в реанимационных мероприятиях. У него восстановилось сердцебиение и дыхание, однако через 40 минут он умер». Следователь снова спрашивает: «Значит, пациенту стало лучше?» Врач не готов к такой примитивной интерпретации и не понимает, как должен отвечать: «В каком-то смысле лучше - сначала он был мертвый, потом стал живой». Следователь удовлетворенно записывает: «Состояние пациента улучшилось». А раз он потом умер, значит, состав преступления есть.
Позиция Верховного суда по причинно-следственной связи, на основании которой устанавливается вина обвиняемого, выражена в обзоре судебной практики от ноября 2015 года: «несовершение необходимого действия, либо совершение запрещаемого действия должно быть обязательным условием наступившего последствия, то есть таким условием, устранение которого (или отсутствие которого) предупреждает последствие». Если такой неизбежности нет, то связь не прямая, либо ее нет вовсе.
Например, врач при выполнении колоноскопии под наркозом допустил перфорацию кишечника «дугой» эндоскопа и не имел возможности своевременно её обнаружить. Пациент через час умер на столе. Возбуждено, расследовано и передано в суд уголовное дело, в суде оно рассматривается более года. Перфорация кишечника - дефект медицинской помощи? Да, защита это не оспаривает. Если бы не перфорация, пациент остался бы жив? Наверняка. Таким образом устанавливается прямая причинно-следственная связь. И это защита не оспаривает. Но мы говорим о том, что перфорация возможна и при правильном выполнении процедуры, а следствие так и не доказало, что нарушил врач: может быть, как-то неправильно манипулировал аппаратом, может, переусердствовал с давлением или наоборот, были какие-то клинические признаки перфорации, а он их не распознал? По делу проведены две судебно-медицинские экспертизы, они подтвердили, что дефектов самой манипуляции, самих мануальных действий врача не выявлено. А перфорация является описанным в медицинской литературе возможным осложнением – ею никто не гордится, но в среднем на одну тысячу таких исследований бывают 1-2 перфорации. То есть прямая причинно-следственная связь есть, а состава преступления нет. Почему это нельзя было выяснить следствию до выхода в суд? Почему вопросы, исследуемые судом по инициативе защиты, прямо влияющие на судьбу дела, не заинтересовали следствие на его этапе? В результате дело прекращается за отсутствием состава преступления.
- Получается, если бы следствие проводилось более профессионально, оно бы правильно доводило медицинские дела до судов и чаще бы их «выигрывало»?
- Если бы оно было более внимательным и вдумчивым, оно не возбуждало бы эти уголовные дела, а возбудив, прекращало бы, убедившись в отсутствии судебных перспектив. Суд принимает решение об оправдательном приговоре, когда обвинение,не представило достаточных доказательств виновности подсудимого. И именно следствие должно было разглядеть, что уголовного дела не должно быть, потому что преступления нет.
- Вероятно, этого не происходит, потому что оно готово поддерживать навязанную идею о «врачах-убийцах»? И суды тоже обычно сразу встают на сторону потерпевшего.
- Часто изначально да. Но в какой-то момент мы видим, как наступает «перелом», и суд меняет отношение к подсудимому, он хочет и может разбираться в деле.
Уголовные дела прекращаются как по реабилитирующим, так и по нереабилитирующим основаниям. К нереабилитирующим основаниям по «врачебным» делам чаще всего относится прекращение за истечением срока давности. Многие врачи, осознающие несправедливость обвинения и свою невиновность, часто не настаивают на расследовании или рассмотрении дела после истечения срока давности, несмотря на то, что хотят оправдать свое честное имя: они измотаны многомесячным, иногда многолетним следствием и часто принимают решение о прекращении дела. Я как адвокат, конечно, заинтересована в оправдательном приговоре, но если у человека кончились силы, и он не хочет ждать еще полгода или год, я не могу настаивать. Тогда моя задача – сделать всё, чтобы уголовное дело было корректно прекращено и права моего подзащитного не были нарушены.
- За прекращение дела по реабилитирующим основаниям расплачиваемся мы — налогоплательщики.
- Да, потому что платит не заявитель, а государство. Например, одно из «наших» уголовных дел, которое завершилось оправданием врача, расследовалось 4 месяца и более 1,5 лет рассматривалось в суде. Представляете, через что человек прошел несмотря на то, что состава преступления нет? Суд постановил взыскать с государственной казны более миллиона рублей в качестве компенсации судебных расходов и морального вреда. По сути, платят налогоплательщики за то, что СК возбуждает уголовные дела, которые суд вынужден прекращать по реабилитирующим основаниям.
- Может быть, некачественное расследование медицинских уголовных дел объясняется тем, что их слишком много? Ну зачем, скажем, Следственный комитет брался за расследование дела Анастасии Шпагиной, которой пластический хирург испортил нос? Ужасно, конечно, но это не уголовное преступление.
- С делом Анастасии Шпагиной все понятно, оно яркое, «громкое», распиаренное передачей «Пусть говорят», растиражированное в соцсетях. У девушки нашлись такие же блогеры-защитники, какие-то общественники, депутаты, которые написали много гневных обращений в Следственный комитет, и он старался, год расследовал. При этом какого-либо вреда здоровью от действий хирурга и тем более гибели потерпевших не было, суд вынес оправдательный приговор. Если у пострадавшей были претензии — она могла бы обратиться в суд в гражданско-правовом порядке и попытаться выиграть дело.
Почему так много обращений в СК? Потому что по разным причинам пострадавшим удобнее обращаться именно туда. Кто-то не знает, куда нужно обращаться с гражданским иском, кто-то думает, что, если его, условно, прищемили дверью, это уже преступление. Но в суде, если ты истец, надо работать — доказывать, что ты пострадал, понес определенные денежные потери. А когда обращаешься в СК, следователь выполняет функции «государственного представителя» с огромными полномочиями: проводит следственные действия, назначает экспертизу. Поэтому некоторым проще обратиться в Следственный комитет и ждать, пока следователь все сделает вместо тебя.
- Но прежде, чем возбуждается уголовное дело, проводится доследственная проверка. И если даже следствие в какой-то момент понимает, что перспектива у дела слабая, почему в возбуждении уголовного дела не отказывают? Из-за предвзятости?
- Следователи должны быть предвзятыми, это их работа. Думаю, что тут много причин, одна из них — неправильная оценка события пострадавшими. И тогда они жалуются на то, что следствие им отказало. А следователь, отказавший в возбуждении уголовного дела, должен аргументированно объяснить, почему он отказал, и отстоять свою точку зрения во множестве инстанций, сделать все, чтобы избежать жалоб от потерпевших. Ещё хуже ситуация с уже возбуждёнными делами.
К примеру, я представляла сторону потерпевшей по уголовному делу по гибели ребёнка в родах, оно было прекращено (сейчас по этим обстоятельствам рассматривается гражданское дело). По заключению первой судебно-медицинской экспертизы, ребенок родился живым и умер сразу после рождения. И это дало основание для возбуждения дела по факту гибели человека. Последующие экспертизы показали, что ребёнок родился мёртвым, а признаки живорождения объяснялись активными реанимационными мероприятиями. А если нет смерти человека — нет и состава преступления. Мы с моей доверительницей адекватно оцениваем ситуацию и понимаем, что в возбуждении уголовного дела отказано законно, но следователь опасался даже выдавать нам постановление о прекращении уголовного дела из опасений, что мы будем жаловаться.
- Может, поэтому и было решено создавать отдельную структуру для расследования «медицинских дел»? Чем уже специализация, тем выше профессиональный уровень?
- На мой взгляд, создание специализированных отделов — разумный способ повысить квалификацию сотрудников, расследующих такую высокоинтеллектуальную категорию дел. Однако самого формирования отделов и издания специальных методичек явно недостаточно. Грамотное расследование «врачебных» дел требует широкой эрудиции, глубокого понимания предмета, вдумчивого анализа доказательств, широкий спектр которых дает УПК. Нужно уметь оценивать разумные доводы защиты, увидеть перспективу не только в передаче дела в суд, но и «посмотрев за горизонт», увидеть его возможную судьбу в судебном процессе.
- А как же активно обсуждаемая идея о введении уголовных статей специально для врачей?
- В Уголовном кодексе 11 статей, которые так или иначе могут быть применены к профессиональным действиям медицинских работников. Их количество явно не выглядит недостаточным.
Сомневаюсь, что эта законодательная инициатива будет в итоге поддержана. В жизнеспособность этой идеи верит СК и, к сожалению, Национальная медицинская палата. Меня и моих коллег — профессиональных медицинских адвокатов позиция НМП изумляет: вместо того, чтобы своим общественным авторитетом противодействовать этому, НМП начала переговоры о том, как эти статьи будут звучать и какие в них должны быть формулировки. К примеру, вместе с СК участвовала в обсуждении вопроса, не сделать ли плод субъектом права? Хотя по этому вопросу Минюст и Верховный суд выскажутся без СК и НМП в своих заключениях на законопроект. На мой взгляд, такое «заигрывание» со Следственным комитетом противоестественно и рождает вопрос: чьи именно интересы выражает Национальная медицинская палата?
Зачем нужны статьи специально для врачей? Почему не ввести в УК специальные статьи для других массовых профессий? СК объясняет необходимость их введения тем, что очень сложно работать над составлением статистики по врачебным делам, потому что нет квалификации «врач» в Уголовном кодексе. Да, ее нет, как нет в УК в качестве спецсубъектов «поваров» или «электросварщиков», к примеру.
Я не говорю о том, что врачи не совершают преступлений. К сожалению, совершают, как и представители других профессий. Но не следует менять законодательство, тем более такого уровня как кодифицированный нормативный акт, только потому, что следователям трудно расследовать такие дела.
