Ваш браузер устарел, поэтому сайт может отображаться некорректно. Обновите ваш браузер для повышения уровня безопасности, скорости и комфорта использования этого сайта.
Обновить браузер

«Меня представляют жестокой, бесчувственной машиной». Прокуратура обжаловала оправдательный приговор реаниматологу Элине Сушкевич

Прокуратура обжаловала оправдательный приговор двум калининградским врачам, которых обвиняли в умышленном убийстве новорожденного ребенка. «Надеюсь, продолжения у этой истории не будет», - говорит в интервью «Доктору Питеру» анестезиолог-реаниматолог регионального Перинатального центра Элина Сушкевич, одна из главных фигуранток скандального «дела врачей».

21 декабря 20206
«Меня представляют жестокой, бесчувственной машиной». Прокуратура обжаловала оправдательный приговор реаниматологу Элине Сушкевич

Напомним, присяжные оправдали реаниматолога Элину Сушкевич и бывшего главврача калининградского роддома Елену Белую, которые, по версии Следственного комитета, убили недоношенного младенца, чтобы не портить статистику роддома. На защиту врачей встало почти все профессиональное сообщество, в том числе глава национальной медицинской палаты Леонид Рошаль. После оправдательного вердикта присяжных Следственный комитет РФ выступил с официальным заявлением: «состоятельность версии следствия основывалась исключительно на доподлинно установленных фактах».

- Элина, вы видели, что написал Следственный комитет в качестве некого «послесловия» к оправдательному вердикту?

- Да, конечно. Но позиция наша остается прежней - в материалах дела нет доказательств моей вины. Я считаю, что все сделала верно, и помощь ребенку была оказано правильно. Я надеюсь, что продолжения у этой истории больше никакого не будет.

- Ваша «самоизоляция» началась гораздо раньше, чем у всех остальных. Как вы прожили полтора года под домашним арестом?

- Браслет фиксировал мое местонахождение, инспектор уголовной инспекции также иногда проверял на месте ли я. Эти полтора года домашнего ареста прошли по-разному, разные периоды были. Но благодаря поддержке коллег, друзей удавалось себя держать в руках. Меня поддерживали много незнакомых людей, и это было для меня совершенно неожиданно. Но по большому счету у меня не было выбора. Я жила одна, приходила мама, были разрешены посещения близких родственников. Сначала разрешали выходить на улицу только на час в день, потом на три часа. В последнее время вообще отменили всякие прогулки. Средствами связи пользоваться запрещали, интернет был отключен. Много читала, даже вязала шапочки и носочки для младенцев нашего перинатального центра.

- Когда вам стало по-настоящему страшно? Когда пришло осознание, что вам грозит реальный тюремный срок?

- Это был шок, когда меня пришли арестовывать сотрудники Следственного комитета, пришли прямо на работу — в перинатальный центр, я была после сложного ночного дежурства. Наручники, к счастью, надевать не стали. Но обыск провели, и на работе, и дома. Первое время мне казалось, что вот сейчас я расскажу следователю, как все было, он поймет и эта история закончится. Но быстро стало понятно, что мои доводы никто слушать не хочет. Читая первую экспертизу, только я понимала, что в ней написано. Ни следователь, ни адвокат, не обладая специальными медицинскими знаниями, толком не понимали, о чем вообще идет речь. В неонатологии есть свои правила. К примеру, нельзя сравнивать показатели новорожденного ребенка с параметрами взрослого человека. А это все было в экспертизах.

Была маленькая надежда, что прокуратура не подпишет обвинение. Но в течение четырех рабочих дней 28 томов уголовного дела были подписаны. Тогда уже стало понятно, что придется пройти все этапы - не только следствие, но и суд. Но я все равно была уверена, что все закончится хорошо.

-Это было ваше решение о суде присяжных?

- Да, столкнувшись с глухой позицией Следственного комитета и прокуратуры, мы с адвокатами приняли такое решение, я надеялась, что люди, никак не заинтересованные в деле, вынесут справедливое решение. Мои идеальные представления о жизни, конечно, серьезно поменялись за это время. Я верила в людей и в правоохранительные органы, считая, что каждый должен добросовестно выполнять свою работу.

- Вы плакали, когда услышали оправдательный приговор?

- Да, когда позвонила маме, уже сдержаться не могла. На процессе меня даже обвиняли в том, что я очень спокойно говорю о смерти, представляя меня какой-то жестокой бесчувственной машиной. Но моя профессия — не раскисать, а помогать.

-Что вы планируете делать дальше?

- Выйду на работу. Это было мое самое главное желание на домашнем аресте. Удивительно, что мне всегда было страшно остаться без работы, я даже еще школьницей, когда выбирала себе будущую профессию, держала в голове эту мысль. Я была уверена, что врач будет нужен всегда, и без работы не останется. Моя собственная судьба показала, что бывают ситуации, когда может быть иначе. Сразу приступить к служебным обязанностям у меня не получится, нужно пройти медосмотр, получить допуск. Но коллектив меня ждет.

- Не пугает, что был такой большой перерыв в работе?

- Страха нет. Особенность работы реаниматолога в том, что приходится очень быстро принимать решения, от которых зависит человеческая жизнь, не отвлекаясь на лишнее. Надеюсь, что у меня не возникнет никакого психологического барьера, который не позволит мне выполнять какие-то медицинские манипуляции.

- Оглядываясь назад, вы понимаете, почему это с вами произошло?

- Я думаю, что это стечение каких-то обстоятельств. Кто какие цели преследовал, я сейчас сказать не могу. Очевидно, что в правовом поле врач в нашей стране не очень защищен. Случаи гибели пациентов, к примеру, в Польше разбираются сначала экспертами на уровне министерства здравоохранения. У нас сразу вступают в дело правоохранительные органы. Я очень надеюсь, что наша история не забудется, и выводы, в том числе, правовые, будут сделаны.

© ДокторПитер