- Источник:
- pixabay.com
– Сбор биоматериалов не был тайной. Полгода назад в интернете активно рекламировалась услуга: узнай, кто были твои предки. Ты сдаешь образец слюны, ее отвозят в США и тебе говорят, сколько в тебе процентов какой этнической группы.
– Почему полгода? Американская компания, основанная более 10 лет назад бывшей женой Сергея Брина Энн Воджицки, давно проводит такие анализы, в том числе для россиян. И оборот у них растет, так что интерес к предкам не падает. У российских компаний эта услуга стоит дороже. Такой тест не несет какой-то экономической выгоды, но люди умудряются отыскивать своих родственников в других частях света, а еще им приятно, если таким образом подтверждаются семейные предания.
– Запрет на вывоз биоматериалов – кто от этого пострадает?
– Запрета не было, были ограничения, прописанные в таможенном кодексе. Десять лет назад мы по этому поводу встречались на круглом столе с замдиректора детского гематологического центра Александром Мовчаном, и он рассказал, в частности, что для больных детей, которым требуется пересадка костного мозга, необходимо вывозить кровь для исследования в европейские лаборатории. Не думаю, что сейчас здесь чинят какие-то препятствия.
– Биооружие – это реальность или миф?
– Биооружие реально существует – это микроорганизмы, вызывающие тяжелые заболевания. Использовалось в истории человечества, когда подбрасывали зараженные одеяла или иной источник инфекции. Разработка такого биооружия была запрещена еще в прошлом веке. В СМИ обсуждалось этническое оружие, то есть такое, которое избирательно должно поражать один народ и не задевать других.
Я когда-то приводила в пример фермент, который расщепляет молочный сахар: действительно, у 90% китайцев он с возрастом исчезает, и они не пьют молоко. У 30% русских тоже есть эта непереносимость, а среди голландцев таких не более 2 процентов. Если молоко можно было бы использовать как оружие, то на представителей разных национальностей оно бы действовало по-разному. Но это было бы оружие и против «своих» и против «чужих». То же самое в отношении других генетических особенностей – нет таких особенностей, которые есть у одного народа и нет у другого.
– Авторы фильмов говорят, что заказчиком исследований, для которых понадобились наши биоматериалы, был Пентагон. Это разве не наводит на подозрения?
– У нас РЖД проводит исследования, которые нужны для обеспечения здоровья машинистов. Или МВД имеет свои поликлиники. Что из этого следует? Да ровным счетом ничего, кроме того, что ведомства заботятся о здоровье своих служащих. История, которая сейчас так раздута, касается синовиальной жидкости, полученной от 12 человек. Никакое исследование такого масштаба не может ни вред нанести, ни открытие сделать. Скорее всего, просто часть какой-то исследовательской программы, связанной с артритом. Ну да, для авиации это важная проблема, изучают как могут, нет предмета для беспокойства.
– Как же не беспокоиться, если по телевизору показывают бомбы, которые убивают представителей одной национальности, а другую не трогают?
– Такое оружие невозможно создать.
– Правда, что атипичная пневмония косила азиатов, но щадила находящихся в Азии европейцев?
– Это вполне возможно, когда один народ к инфекции устойчив, а другой – нет. Например, коренное население тропиков устойчиво к малярии, у них за многие сотни и тысячи лет накоплены защитные мутации. А у европейцев, приезжающих в африканские или азиатские страны, была высокая смертность от тропических инфекций. Но зато среди европейцев есть примерно 1% людей, устойчивых к инфицированию ВИЧ. В других регионах такой генетической устойчивости нет. Но опять же, речь не идет о 100-процентной устойчивости представителей расы или национальности. Это всегда различие в частоте признака и никогда не касается абсолютно всех.
– Но есть же болезни, которые чаще всего встречаются у евреев ашкенази?
– Они в своей истории прошли резкое снижение численности, и в той небольшой группе, которая потом расселилась и дала большое потомство, были носители болезнетворных мутаций. Потомки эти мутации унаследовали, и поэтому сейчас у них повышена частота некоторых наследственных заболеваний. А на острове Тристан-да-Кунья все население, почти 300 человек, происходит от поселившихся там сто лет назад 8 мужчин и 5 женщин. У жителей этого острова часто встречаются глаукома и астма, унаследованные, видимо, от кого-то из первопоселенцев. Но это не уникальные болезни, они встречаются и в других группах, просто там частота ниже.
– Как власти сейчас относятся к генетике? Из генофонда можно сделать скрепу?
– Вслух пока высказался только Мединский, который заявил на конференции в Сан-Франциско, что у нашего народа имеется одна лишняя хромосома, и она якобы помогала россиянам выстоять во всех испытаниях. Конечно, Интернет взорвался комментариями, потому что лишняя хромосома – это синдром Дауна. Генетикой интересуется Жириновский, который якобы сделал анализ ДНК и узнал, что состоит в дальнем родстве с Наполеоном и Эйнштейном. Действительно, можно узнать по анализу ДНК такие интересные сведения. Правда, Владимир Вольфович перечислил не всех родственников – в компанию попадают еще футболист Зинедин Зидан, американский президент Линдон Джонсон, предполагаемые потомки прототипа графа Дракулы и даже Адольф Гитлер – у его родственников нашли ту же самую линию ДНК.
– А вот ген пьянства недавно открыли.
– Пьянство – не уникальная особенность какой-либо страны. До середины прошлого века в Европе пили больше алкоголя, чем в России. «Ген пьянства» тут ни при чем. Хотя, действительно, есть гены, влияющие на риск развития алкоголизма. Но это не отдельный ген, это множество генов со слабыми эффектами, и ни по одному из них русский не отличается от, например, француза. Сильней всего на потребление алкоголя влияет ген, который контролирует превращение в печени спирта в ацетальдегид. Этот токсин затем в печени же обезвреживается, и продукты распада выводятся из организма. Так устроен наш обмен веществ: сначала спирт превращается в яд, потом обезвреживается и выводится. У 10% русских, у 30–40% якутов, у половины бурят и тувинцев есть вариант гена, который значительно ускоряет превращение спирта в токсичный ацетальдегид. У этих людей снижено потребление алкоголя просто по той причине, что они себя чувствуют после выпивки гораздо хуже, чем те, кто не имеет такого варианта гена. Голова у них болит, сердцебиение, пот, тошнота – при более низких дозах алкоголя. Получается, есть ген, защищающий от чрезмерного потребления алкоголя. Правда, если его носителям удастся преодолеть головную боль, они все же много пьют, и тогда у них гораздо быстрее развиваются сердечные болезни, разрушается печень и возникает риск онкологии. Известны и другие гены, которые регулируют работу мозга, и нарушение их работы повышает риск пристраститься к алкоголю. Изучение таких генов помогает разработать новые методы лечения. Хотя более эффективно заниматься профилактикой.
В масштабах страны «лечение» связано не с генами, а с алкогольной политикой. Данные по десяткам стран свидетельствуют, что единственный способ справиться с ростом алкоголизма (в первую очередь у подростков) – это ограничение доступности алкоголя и высокие цены. Когда при Горбачеве ввели ограничения продажи алкоголя, смертность в стране резко упала в течение месяца. У нас огромное количество смертей связано именно с алкоголем – по разным оценкам от 30 до 50% смертей мужчин трудоспособного возраста. Вообще, за 1985–1990 годы, когда продажа алкоголя была сильно ограничена, этот «полусухой закон» спас миллион жизней.
– Так есть у нас, людей, населяющих Россию, какой-нибудь общий ген?
– Никаких специальных отличий наш генофонд не показывает. И другие тоже, за исключениями малочисленных народов, живших долгое время в изоляции. У групп народов есть отличия, связанные с климатом, традициями питания или брака. В этом отношении у русских имеются особенности, типичные для народов умеренной полосы. У северян есть другие особенности, повышающие их устойчивость к холоду. Например, у многих из них есть вариант гена, усиливающий продукцию тепла после еды. У жителей Африки такой вариант гена встречается редко.
А если говорить об отдельном человеке, то его геном всегда уникален. И в нем записана программа развития, предрасположенность или устойчивость к заболеваниям, особенности строения тела, в том числе мозга. Но записаны они не жестко, и результат зависит от того, в каких условиях программа реализуется. То есть от условий питания, воспитания, перенесенных инфекционных заболеваний, здоровья матери и т.п. Многие генетические нарушения можно скорректировать условиями среды. Например, риск развития фенилкетонурии можно выявить у новорожденного, назначить ему специальную диету. И ребенок может вырасти практически здоровым, а без специального питания и лечения получился бы либо умственно отсталый, либо вообще не выжил бы.
Нина Астафьева
Полный текст читайте на gorod-812.ru