«ДМ365» — петербургская компания, которая разработала инженерную платформу для проведения клинических исследований и обработки медицинской статистики. Такие системы необходимы для введения в гражданский оборот любого нового лекарства или вакцины. Третьи фазы исследования Sputnik V по всему миру проводятся именно на этой платформе, включая дополнительные исследования за рубежом.
По словам Тимура Галимова, в проекте разработки новой вакцины «ДМ365» занималась техническим обеспечением клинических исследований. Его платформа накапливала вводимые врачами и самими пациентами медицинские данные вроде температуры, давления, анамнеза и многое другое. Всего на каждого пациента приходилось до 1,5 тысяч заполненных полей. Также именно эта система занималась рандомизацией — давала указание врачам, какую именно ампулу брать, сохраняя данные о том, настоящая это вакцина или же плацебо (сами врачи этого не знали). То есть вся «чистота эксперимента» лежит именно на компании Тимура Галимова. По его словам, общий объем накопленных и проанализированных данных, которые на этой неделе были опубликованы во влиятельном медицинском журнале The Lancet, составляет около 100 Гб. В этой публикации дан обзор предварительных итогов клинического исследования российской вакцины, согласно которым Sputnik V доказал свою безопасность и защиту от коронавируса.
— Как и кем перед вами ставилась задача?
— Первое, что нам сказали представители НИЦ эпидемиологии и микробиологии им. Гамалеи: ваша задача — все сделать идеально по западным стандартам. Чтобы мы были готовы к подаче документов, к любым инспекциям, к любым аудитам. То есть в этом проекте как раз была изначальная цель сделать все так, как мы обычно работаем, — чтобы процедура соответствовала всем международным стандартам и правилам. Платформа действует таким образом, что данные собраны в определенном формате, и дальше на их основе можно проводить автоматизированную биостатистику, которую не обмануть. Она сразу видит: достаточно ли введенных данных, правильна ли выборка, правилен ли результат. Вообще человек не в состоянии подделывать данные так, чтобы алгоритмы поиска «фрода» (подделки) не засекли бы это.
— А что за страны, в которых проводятся исследования Sputnik V? Те, в которые мы продаем эту вакцину? Там требования такие же, как у нас или в Европе?
— Конечно. Даже если в каких-то странах действуют так называемые urgent registration (экстренные регистрации вакцины), параллельно там все равно проводятся клинические исследования. В той же Латинской Америке ведь существует понятие GCP (Good Clinical Practic, международный стандарт этических норм и качества научных исследований. — Прим. ред.). Это международный закон, он и в России принят в виде ГОСТа. К нему апеллируют всегда, и в клинических исследованиях это своего рода Библия.
— Была же информация о том, что Sputnik V сворачивает исследования третьей фазы?
— Ничего подобного. В соответствии с международными правилами, если у нас хотя бы один субъект клинических исследований остается, то наблюдение за ним доводят до конца. В рамках данных клинических исследований это 180 дней. Исследования Sputnik V, разумеется, продолжаются. И за рубежом, и наше российское, никуда оно не делось. Набор новых субъектов, да, остановлен, но сами клинические исследования не прекращались. Ответственность спонсора перед субъектами остается.
— А сколько человек сейчас по России осталось, кто принимает участие в исследовании Sputnik V?
— Мы — инженерная компания, и мы предоставляем платформу. Информации внутри нее, тем более статистической, мы именно в этом исследовании не имеем и не манипулируем ею. Но можно сказать, что всего с самого начала исследования у нас было обработано 70 тысяч пациентов. Больше 30 тысяч — привитых.
— А когда укололи последнего российского исследуемого пациента — субъекта?
— Напрямую меня эта информация меньше всего интересует. Мне ведь главное, чтобы система функционировала и данные собирались правильно. Этой информацией я не обладаю, но вроде говорилось о том, что месяц назад перестали набирать новых субъектов.
— Когда же ждать результатов третьей фазы?
— Промежуточные результаты уже были на огромной выборке, их заявляли. Была сделана вся биостатистика, просмотрены параметры безопасности. И исходя из этих данных Минздрав принял решение, что Sputnik V уже можно выводить на широкий рынок. Это не чисто российская практика. Ровно то же самое делали и Pfizer, и Moderna. Они тоже публиковали только промежуточные результаты. Там все сложнее, но мы же знаем, как все в реальности происходило. То же самое делают и китайцы.
— Вы следите за вненаучной прессой о вакцине? Какая газетная утка вас больше всего возмутила?
— Я аполитичен, не смотрю телевизор и не читаю государственные газеты, так же, как и все мои коллеги. Но в тех каналах, где мы обычно черпаем информацию, фон о Sputnik V был в основном негативный. Мы все люди широких взглядов. Но вокруг реально нагнеталась в огромном количестве негативная информационная волна. О том, что вакцина небезопасная, о том, что на солдатах применялась и что кто-то заставлял их это делать. Что какие-то мутации происходят от нее… Все эти лежащие за рамками доказательной медицины факты транслировались достаточно широко.
Так что, когда к нам пришли из НИЦ им. Гамалеи, мы тоже относились скептически к Sputnik V. Но сейчас мы видим специалистов, которые работают над вакциной, и понимаем, что именно и как делается. Так что вся грязь, что льется в информационных каналах, нас шокирует. Хотя в последнее время — по субъективным ощущениям — градус снизился, и весы качнулись в позитивную сторону.
— А у вас есть данные о первых фазах испытаний Sputnik V? Были ли там какие-то провалы или инциденты? Мышки не умирали, хвостики у них не отваливались?
— Разумеется, ничего такого там не было, иначе бы они не добрались до третьей фазы клинических испытаний.
Те данные, что есть у меня, указывают на то, что ничего предосудительного или подозрительного в результатах тех исследований не было. Да, с точки зрения формальной математики и статистики, данные на графике в первой публикации The Lancet о второй фазе были сомнительны. Но мне кажется, замглавы Центра им. Гамалеи Денис Логунов все очень четко объяснил тогда и снял претензии.
(Группа итальянских ученых обратила внимание на подозрительно повторяющиеся данные числа титров антител у девяти добровольцев. Представители Центра им. Гамалеи объяснили это дискретностью данных, подтвердили, что перепроверили их, и пригласили оппонентов ознакомиться с исходными показателями по каждому из добровольцев. — Прим. ред.)
Честно скажу, мне, с точки зрения владельца платформы, совершенно все равно, будет у клинического исследования этой вакцины положительное заключение или не будет. Для нас самое главное, чтобы данные были собраны корректно, правильно была сделана статистика и в итоге получился результат.
Конечно, у заказчика, спонсора есть коммерческий интерес. Но у нас строгая международная система качества, регулярно проводятся международные аудиты. И все компании, которые вовлечены в клинические исследования, понимают: стоит только какому-то участнику быть заподозренным в мошенничестве, он сразу же лишается всех будущих заказов. Этот принцип заложен в самой логике нашей работы.
Очень показательно, что мы деньги получаем в любом случае — хоть результаты положительные, хоть отрицательные. И для нас как специалистов по клиническим испытаниям нередко бывает так, что отрицательный результат — это очень-очень хорошо. Ведь мы понимаем, что таким образом на рынок не допускается потенциально опасный препарат. И он не нанесет огромному количеству людей ущерб, расплачиваться за который должна была бы та самая фармкомпания, которая у нас заказывала исследование. Мы все пребываем в балансе.
— А заказ от Института им. Гамалеи у вас самый масштабный?
— С коммерческой точки зрения, конечно, исследования онкологических препаратов, которые мы проводим в Англии или где-то еще в Европе, приносит нам гораздо больше денег. На исследовании Sputnik V мы не зарабатываем деньги — он нам важен как своеобразный вызов и как PR-история. Ведь это одно из самых больших исследований в мире за всю историю клинических исследований. К тому же нам было важно вживую проверить нашу платформу.
Среднее исследование в мире, а тем более в России, — это тысяча субъектов. На самых больших пост-маркетинговых исследованиях бывает 5–7 тысяч. Здесь же изначально речь шла о 40 тысячах, а в результате вышло 70 тысяч субъектов. Это сумасшедшие объемы данных, и мы гордимся тем, что стали одной из немногих компаний в мире, наравне с Oracle и MediData, которые осилили их.
— Как же может быть такое, что при 70 тысяч исследуемых этот проект не приносит вам денег?
— В России вообще в целом на клинические исследования выделяются небольшие бюджеты. На Западе на это уходит раз в 20 больше денег, в том числе на инженерию — до 10%. В России же больше 1% никто не готов за это платить. Да, разумеется, у нас есть гиганты вроде «Р-Фарма», которые ориентированы на Запад, и у них таких вопросов не возникает. Но очень много и других компаний. О миллиардах или сотнях миллионов долларов, которые за границей уходят на медицинские исследования, у нас никто даже не задумывается.
Вот и выходит, что при использовании нашей платформы и работе до 20 человек с нашей стороны ни о какой прибыли речь не идет. Сколько конкретно мы получаем, я назвать не могу, но если опираться на наш прайс-лист, легко догадаться, что речь идет о цифре порядка одной тысячи долларов в месяц за использование платформы, и еще 60 долларов в час у нас стоит работа специалиста при выполнении дополнительных задач.
Мы бы больше заработали, если бы взяли пару онкологических исследований по 500 человек. Но для программистов и инженеров и специалистов по обработке данных зарплата — это не единственная мотивация. Представляете, что значит работать над вакциной, о которой уже, кажется, все в мире узнали! Для нас главное — вызов, challenge, и ради такого я был бы готов вообще бесплатно работать.
— Скептики говорят, что вакцине не стоит доверять, потому что «неизвестно, что в ней внутри». И таких идей придерживаются даже некоторые врачи, которые, казалось бы, должны были читать медицинскую литературу и понимать, что там у вакцины внутри. Что вы ответите как человек, который видит эффективность прививки в математическом измерении?
— Самая распространения ошибка многих российских врачей — что они пытаются самостоятельно делать выводы на основе своих наблюдений или субъективных суждений. Дело в том, что в цивилизованном мире медицина давно устроена не так. Врачебное дело уже давно превратилось из эдакого креатива в ремесло. Доказательная медицина — совсем о другом. Она о применении статистики и математики — больших объемов статистически значимых данных — к медицинским знаниям.
Когда вы приходите к врачу, его задача быть хорошим или даже идеальным диагностом. Как доктор Хаус. А дальше — после постановки диагноза — ничего не придумывать и не делать самостоятельного анализа. Нашим врачам надо пользоваться тем, что им дали их коллеги, — специалисты из доказательной медицины. Которые занимаются тем, что делают выводы на огромных выборках, ликвидируя помехи в исследованиях, которые могут повлиять на результат. Потому что субъективно может казаться одно, а в реальности оказывается — очень часто — совершенно по-другому.
Именно от таких вот ощущений, что кому-то что-то помогает, возникают трагедии, вроде талидомидовой.
(В 1950–1960-х гг. из-за приема беременными считавшегося совершенно безвредным, но недостаточно проверенного лекарственного средства «талидомид» до 12 000 новорожденных по всему миру родились с физическими уродствами. Речь шла, к примеру, об отсутствии ушей или о кистях рук, растущих из плеч. Еще около 40 тысяч взрослых пациентов, принимавших талидомид, получили расстройства нервной системы. Анализ этой трагедии привел к пересмотру подходов медицинского сообщества к допуску на рынок новых лекарств. — Прим. ред.)
Отсюда же и кровопускание: на протяжении многих веков врачам казалось, что кому-то это помогает, значит, и для других можно использовать. Даже обычные логические выводы, на которые опирались врачи, давали сбои. Смотрите — мы даем человеку настойку героина, и он встает на ноги и убегает. У него улыбка на лице сияет! Но когда мы собираем огромные данные, их корректно анализируем и систематизируем, исключаем ошибки субъективных суждений, мы получаем совершенно другую картину.
Сейчас врачам кажется уместно говорить: «Мол, я делал этот укол десяти пациентам, у двоих была температура, а у одного — понос, так что не стоит это колоть. А вот другим я давал гомеопатию — все были довольны и вообще никто не пожаловался». И в этом огромная когнитивная ошибка. На Западе это уже, слава богу, преодолели. И я надеюсь, в ближайшем будущем с этим начнется борьба и в России.
Я не понимаю, на каком основании сейчас вообще кто-то говорит о том, что Sputnik V — опасный. Ведь опубликованы промежуточные результаты, есть рекомендации Минздрава. Не знаешь, что там внутри, — открой The Lancet и прочитай.
Денис Лебедев, «Фонтанка.ру»