Исследования Т-клеток (лимфоциты, распознающие и уничтожающие чужеродные клетки) Мишель Саделейн начал более 25 лет назад. В его успех тогда мало кто верил. Но первое клиническое исследование в Центре клеточной терапии и инженерии онкологического центра Слоан-Кеттеринг в Нью-Йорке 8 лет назад показало удивительные результаты. Первый пациент, которому ввели генетически модифицированные собственные Т-клетки, живет до сих пор без рецидива.
— У этого пациента было рецидивирующее/рефрактерное онкологическое заболевание. Он уже получил противоопухолевую химиотерапию, трансплантацию костного мозга, но все это не работало против опухоли. Оставалось жить считанные недели. CAR-T была терапией отчаяния, — рассказал Мишель Саделейн. — Но он, как и 85% других пациентов с рецидивирующим рефрактерным течением заболевания вышел в ремиссию после терапии CAR-T.
В это время в других центрах, где использовали идеи Саделейна и проводили свои исследования воспроизвели и получили такие же клинические результаты. Как рассказал Мишель Саделейн, в США они вызвали небывалую реакцию. В 2013 году журнал Science назвал метод прорывом года в иммунотерапии, и FDA (Управление по контролю за качеством пищевых продуктов и лекарственных препаратов США) — тоже назвало эту технологию прорывной и позволило развивать ее быстрее в клиническом центре. А в прошлом году FDA впервые одобрило CAR-T терапию к клиническому применению.
— Одобрение очень важно, потому что, во-первых, это отличная новость для пациентов с рецидивирующим рефрактерным течением лейкозов и лимфом. Во-вторых, впервые в мире регулятор одобрил клеточную терапию как новую форму медицины, несмотря на то, что для него это — культурный шок, — рассказал Саделейн. — Потому что пациент получает не химиотерапию и не моноклональные антитела, не вакцину и не лучевую терапию. Мы лечим клеткой — создаем живое (точнее, живущее) лекарство. Эта живая клетка вводится пациенту 1 раз и является, собственно, лекарством. Она делится, число Т-клеток растет: одна клетка создает целую армию себе подобных для борьбы с опухолевыми клетками. Эта битва продолжается дни, недели, месяцы.
Мишель Саделейн называет событием исторической важности и то, что фармкомпании впервые стали разрабатывать клетки как лекарство — до этого они создавали только химические молекулы или моноклональные антитела.
Мишель Саделейн ответил на вопросы «Доктора Питера» и других СМИ Петербурга:
— Как происходит «редактирование» ДНК клетки?
— Мы используем иммунную систему пациента — выбрали в качестве клетки-мишени молекулу CD-19. Она обнаруживается как на опухолевых клетках при острых лейкозах, так и при лимфомах, — поясняет Мишель Саделейн. — Путем инженерии собственных иммунных клеток пациента, которые борются с вирусными инфекциями и в некоторых случаях — со злокачественными опухолями, мы вносим химерный антигенные рецептор в иммунную клетку. И она приобретает новые способности: «узнает» опухолевые клетки и становится мощной силой в атаке на опухолевые клетки.
— Для каких заболеваний клинически подтверждена эффективность CAR-T терапии?
— Лучшие результаты были получены у пациентов с острым лифмобластным лейкозом, хорошие — с лимфомами и хроническими лимфолейкозами. Сейчас некоторые научные группы сообщают и о хороших результатах в лечении пациентов с множественной миеломой. 25 лет назад никто не верил в успех этих исследований, а теперь все хотят работать с клеточными технологиями. На сегодня в мире около 2 тысяч пациентов получили это лечение, без учета Китая — там их намного больше. В этой стране очень быстро адаптируют новые технологии и любой крупный госпиталь в Китае занимается клетками. В России (в Москве) тоже несколько пациентов уже получили такую помощь. Несколько российских научных групп занимаются разработкой дизайна CAR-T.
— Сколько стоит использование этой иммунотерапии для пациента? И как это лечение выглядит на практике?
— Для пациента это стоит столько, сколько берет фарминдустрия — 450 - 490 тысяч долларов. Для сравнения: трансплантация костного мозга в США стоит столько же. В нашем Центре клеточной терапии и инженерии — около 35 тысяч долларов. Но мы не можем лечить много пациентов в нашем центре. Я вижу два пути для распространения этого метода. Первый — бигфарма, другой — академическое сотрудничество с другими центрами, где могут быть созданы эти технологии. Бигфарма в лице пока одной компании — Новартис — уже создала большое производство в Германии, Японии и других странах. У них есть связь с конкретными стационарами, где забираются клетки конкретного пациента и доставляются в подразделение фармкомпании по территориальной принадлежности. Там на них устанавливается химерный рецептор и клетки отправляются обратно в клинику.
— Может ли CAR-T заменить донорство костного мозга?
— Эта технология создана и применяется для лечения пациентов, у которых после химиотерапии и трансплантации костного мозга остается неблагоприятный прогноз на выживание. Это либо первичные резистентные пациенты, либо пациенты с множественными рецидивами. Для них это технология отчаяния. Группы, в которой сравнивались бы пациенты, получившие только трансплантацию костного мозга и только CAR-T, нет. Был только один случай, когда использовались клетки CAR-T до трансплантации клеток костного мозга, но они оказались неэффективными — пересадка стволовых клеток костного мозга все равно потребовалась. Так что трансплантация не уйдет в прошлое с появлением этой технологии: CAR-T терапия — не метод выбора. Это новая опция, а не замещающий метод лечения лейкоза, лимфомы и миеломы.
— Можно ли использовать этот метод лечения для других видов рака?
— Тот CAR, который сегодня существует не будет работать для других раков. В некоторых центрах попытались работать с подобными CAR для солидных опухолей, но результаты были не так хороши, как при опухолях кроветворной ткани: есть несколько неплохих эффектов, но это не 90% как при лейкозах. Мы считаем, что существующий CAR не готов еще сражаться с солидными опухолями. К таким исследованиям готовятся, и в нашем центре открыты несколько клинических исследований по лечению существующими CAR-Т клетками мезателиомы, рака легкого, рака молочной железы и гинекологического рака. Думаю, что эти исследования продлятся еще несколько лет.
— Что происходит с CAR-T клетками, когда они справляются с опухолью и ее клетки уже не обнаруживаются?
— Они прекращают работу и умирают. У одних исчезают через несколько недель, у других — через два года. А у некоторых живут много лет. И мы до сих пор пытаемся понять, почему такая разница в сроке их жизни. Химерный рецептор у всех одинаковый, а сама клетка, к которой он прикрепляется каждый раз, разная у каждого пациента. Поэтому с нашими клетками очень трудно работать фармакологам — они делают живое лекарство, которое всякий раз разное, оно зависит от многих факторов. В том числе от возраста пациента. Дети и взрослые имеют разное качество клеток. Предполагается, что чем моложе пациент, тем лучше качество лечения. Но мы лечили однажды и 74-летнего мужчину, у него были хорошие результаты.
— Есть ли у этого лечения побочные эффекты?
— Побочных эффектов много, у них разная степень выраженности. Но нам они уже понятны, есть средства для борьбы с ними.
© ДокторПитер