- Источник:
- фото с mashmed.net
У каждого возраста есть свой страх. Когда я был маленький, я боялся темноты (а вдруг там ЗЛО?). В школе я боялся оказаться один на территории контроля пацанов из другой школы (драться было не страшно — просто свои давали время очки снять, а чужие — сразу в бой). В институте боялся, что не успею до сессииотработать прогулы (работал со 2-го курса)… И все время я думал — вот вырасту, повзрослею, и страхи закончатся. Где там! Похоже, количество страха в организме человека постоянно, и с возрастом меняется только его причина.
Я увидел на «Докторе Питере» опрос общественного мнения по страхам перед болезнями и обнаружил, что на первом месте со значительным отрывом от остальных находится онкология.
Нет, я не хочу сказать, что онкологи зря едят свой хлеб с маслом, просто умирающих от рака я вижу чаще, чем даже от сердечно-сосудистых причин, — уж очень это коварная болезнь. А среди моих умерших знакомых (люди среднего возраста) и вообще рак — единственная причина смерти, при том, что, казалось бы, — врачи сами или близки к врачам были, и деньгами не обделены, а вот, поди ж ты…
Сколько сотен смертей я видел за свою трудовую деятельность — не знаю. Первый труп я отвез в морг в свой самый первый день работы, так что за эти годы смерть перестала быть для меня пугающей, да более того — в случае онкологии она зачастую представляется, скорее, благом, избавляющим от болей лучше любых наркотических анальгетиков. Смерть бывает нелепой, несправедливой — когда в ДТП погибает ребенок или беременная женщина, бывает достойной, даже завидной, — от старости, лучше всего во сне, когда утром родственники с удивлением говорят: «Да как же — дедушка только вчера вечером за футболистов болел и в шахматы играл?». Смерть может казаться страшной для умирающего — в пожаре или в холодной воде Невы, но это недолго, очень недолго. Но по-настоящему страшной может быть только жизнь.
Самое страшное — когда голова работает, а тело — нет. Инсульт, особенно геморрагический. За несколько минут, ну, часов, у вполне себе полноценного человека внезапно отказывает половина тела — и все. Как не наложить на себя оставшуюся подвижной руку, я не знаю.
Рак хотя бы оперировать умеют с надеждой на то, что опухоль удастся убрать целиком до возникновения метастазов. ВИЧ-инфицированные годами живут без развития СПИДа и даже рожают здоровых детей. Диабетик при адекватном контроле сахара тоже живет долго и счастливо, продолжая трудиться на благо общества и себя любимого.
А кто будет обеспечивать жизнедеятельность половины человека? Родственники? Э-э-э. Ну да, наверное, в идеале. Государство? Точно нет — реабилитация для парализованных у нас в зачаточном состоянии, только вот новый министр о них и думает. И то — когда еще ее дельфины доплывут до таких больных? И самое страшное — что так лежать можно ГОДАМИ, со страхом ждать сладковатого запаха инфицированных пролежней на полумертвой стороне, прекрасно осознавая, какой обузой твое полуживое тело является для родственников. А если родственники далеко и заняты, или они уже предусмотрительно умерли?
В Германии еще можно надеяться на социальные службы, которые не дадут тебе сгнить заживо на пропитанных мочой простынях, а у нас… Сколько победивших Германию в 1945-м пожалели, что остались живы до XXI века, — кто знает?
Умирающие уходят и будут уходить — не это страшно. А вот слова: «Добей, доктор», прозвучавшие в квартире одинокого старика в мирное время в большом городе – это страшно. Страшно, когда жизнь страшнее смерти.
© ДокторПитер